Лявон Заяц, хороший знакомый поэта — в 1918 году он войдет в состав Народного секретариата БНР (фактически правительства) как государственный контролер — утверждал, что нравы жителей Ялте в те времена были достаточно циничными:
«Должен сказать, что в Ялте были плохие «обычаи» в частных домах, которые брали к себе тяжелых больных (не брали таких больных к себе лучшие пансионы, боясь потерять своих квартирантов). В мою бывность в Ялте в 1916 году я не раз слышал, что
одиноких безнадежно больных часто доводили до края хозяйки пансиона, плохо их кормя и тем самым ускоряя их смерть, после которой привычно самое ценное из вещей квартиранта «прилипало» к рукам хозяйки».
Заяц предполагал, что так же себя вела и Мария Темко, у которой Богданович снимал комнату. Получаться, она приблизила смерть поэта?
Прежде чем ответить на этот вопрос, несколько слов о книге, где опубликованы эти факты. Речь об издании в серии ЖЗЛБ, вышедшем в издательстве «Художественная литература». Его составитель Михаил Барановский, заведующий литературным музеем Максима Богдановича, характеризует книгу так:
«Перед вами своеобразное лоскутное полотно из уникальных сведений о Максиме Богдановиче, представленное в хронологическом порядке, год за годом, постепенно раскрывая самого поэта и его окружение.
Кусочки воспоминаний, писем, документов, статей, фотографий из фондов музея, других учреждений и частных коллекций, а также художественных произведений».
Такой формат уже известен среди исследователей белорусской литературы. Например, его использовала Анна Северинец, автор книги «Уладзімір Дубоўка. Ён і пра яго».
В результате биографии обоих творцов читаются как захватывающий детектив.
Но ценность книги не только в этом. По мнению Барановского, до сих пор ни одну из биографий, посвященных поэту, нельзя назвать всеохватывающей. Да и фактов о поэте осталось немного. Почему?
«Большую часть жизни [он] жил и писал за пределами родины, поэтому знакомства с современниками-возрожденцами носили отчасти заочный характер, и воспоминаний от них о Максиме мы имеем мало», —
объясняет Барановский.
Фотопортреты Максима Богдановича. Крайний справа — выкадрованный и увеличенный с общего снимка 1915 года. Возможно, на нем вовсе не Богданович.
Не повезло и личному архиву поэта: рукописи и личные письма исчезли либо были уничтожены в течение Второй мировой войны.
Новая книга, по словам составителя, «дает возможность соотнести факты, сравнить версии и попытаться самим сделать вывод». А также ответить на вопрос, прозвучавший в этом тексте: какую роль в жизни поэта сыграла Мария Темко?
Как известно, у Богдановича был туберкулез. Его друзья решили отправить его из Минска в Крым — надеялись, что местный климат поможет поэту. То же советовали и врачи.
Откуда у него появились деньги на дорогу?
Как упоминала писательница Зоська Верас, «деньги добыл Фальский, либо в Татьянинском комитете, который тогда еще дал последнюю помощь на убежище, или в «Союзе городов», откуда время от времени удавалось достать на Комитет Общества помощи жертвам войны».
Интересно, что Владимир Фальский, работавший в минском отделе Белорусского Общества помощи пострадавшим от войны, в 1919-м станет первым наркомом (министром) иностранных дел БССР. Позже большевики приговорят его к расстрелу, но освободят. Фальский исчезнет в середине 1920-х — его судьба до сих пор неизвестна.
Но вернемся в 1917 год. Также деньгами поделилась Минская губернская продовольственная комиссия, где работал Богданович — ему дали двухмесячный отпуск и 200 рублей на лечение.
К тому же у Богдановича были свои деньги, которые откладывал с зарплаты.
«Ел то, что и все. На никакие дополнительные или более здоровые для него блюда не соглашался. В столовой кухарка была хорошая, а мать моя очень заботилась о качестве блюд. Были даже столовники по отдельной «диете». Даже бел [орусский] архитектор Лявон Дубейковский как вегетарианец доставал только молочное, с маслом и т.д. А какой-то железнодорожник с тяжелобольным желудком получал обеды по рецепту врача. Так что возможности были и были предложения, но Максим не соглашался на никакое «подкармливание»: «как все!», —
упоминала Зоська Вереск.
Богданович ехал в Крым в вагоне второго класса. В дорогу ему приготовили еду — бутерброды и фрукты. Выехали в срок. Но где-то за Гомелем пути занесло снегом, и поезд три дня стоял на безлюдной станции. Поэту в буквальном смысле пришлось голодать.
В Ялте Богданович четыре дня искал квартиру и в итоге остановился у Марии Темко.
Поэт Алесь Бачило, автор книги «Дарогамі Максіма Багдановіча», писал, что Заяц лично не знал Темко, поэтому не имел конкретных фактов.
Но одновременно Бачило приводит другие документы. Письмо отца поэта Адама Богдановича, который контактировал с Темко, и которая показалась ему очень неприятной личностью. Воспоминания белорусских поэтов, которые занимались наследием классика и в 1920-е приезжали в Крым, — Темко отказалась им помогать.
А также письмо самого Богдановича, в котором он описывал свою комнату, расположенную на втором этаже. По его словам, окна смотрели на море, был балкон, отдельный вход. Но
поэт жаловался, что стал чувствовать себя хуже: мокроты пошло больше, температура, четыре дня шла кровь: «Думаю, дело в том, что хозяйка на топке экономию нагоняла». Проанализировав эти документы, Бачило готов согласиться с версией Зайца.
Естественно, не надо иллюзий. Богданович был осужден. К тому же он совсем не заботился о своем здоровье.
«Несмотря на болезнь, он и дальше работал не только днем, но и ночью; работал в горячке, при высокой температуре в 38—39 градусов.
В таком именно состоянии, по свидетельству Аркадия Смолича, было им написано во время службы стихотворение «Пагоня». Рассказывая об этом за обедом Смоличу, поэт добавил: «В горячке пишется легко», — вспоминал один из мемуаристов.
Но кто знает: если бы не эта история, может, он бы еще прожил и написал хоть чуточку больше, чем успел.
